Тревожная весна 45-го  - Валерий Шарапов

– Ничего.

Информация показалась весьма интересной. Принялись ждать сведений от Егорова. Тот позвонил тридцатью минутами позже, когда Александр заваривал в «столовой» чай.

– Я послушаю. – Старцев сам схватил трубку.

– По Ершову, Ваня, ничего плохого сказать не могу, – устало выдохнул заместитель. – Его портрет несколько лет висит на Доске почета, у него идеальная характеристика, два десятка благодарностей и столько же грамот от Наркомата.

Старцев хорошо знал своего заместителя и по тону его доклада догадался, что это далеко не все.

– Не тяни, – поторопил он. – Выкладывай главное.

– В разговоре с заместителем директора завода я узнал одну интересную деталь: сын инженера Ершова работает на этом же заводе.

Иван недовольно поморщился.

– И что в этом интересного? Мало ли у нас рабочих династий.

– Ты не дослушал. Сын трудится не в цеху и не в конструкторском бюро.

– А где?

– В заводской типографии.

– Где? – округлил глаза Старцев.

– Ты не ослышался, – подтвердил Василий. – На заводе № 41 есть своя типография. Печатает небольшим тиражом заводскую газетку, сопроводительную документацию к выпускаемой продукции, инструкции, агитки и еще разную мелочь. Так вот сынок Ершова – Борис Евгеньевич – заведует этой богадельней. Как следствие, имеет большие полномочия и доступ ко всему оборудованию.

Информация была настолько неожиданной, что Иван на пару секунд потерял дар речи. Придя в себя, напомнил:

– Предупреди замдиректора о необходимости держать язык за зубами. Чтобы ни словом, ни намеком о разговоре с тобой.

– Будь спокоен – припугну.

* * *

Заниматься оперативной разработкой семьи Ершовых по всем правилам сыскной науки не получилось бы. Для нормальной разработки, включающей слежку, прослушивание телефонных разговоров и прочую канитель, требовалось время. Пусть немного – денька два-три – но без них не обойтись. А их Старцеву никто давать не собирался.

Приказ начальника Московского уголовного розыска звучал предельно категорично: «На расследование и поимку зарвавшихся бандитов, а также на возвращение украденных ценностей у тебя, Иван Харитонович, сроку – до вечера пятнадцатого июля. И не забывай ни на минуту: за ходом расследования следит лично товарищ Берия». Этого «напутственного слова» было достаточно, чтобы пахать сутки напролет, не думая о сне, отдыхе и пище.

Вооруженное ограбление трофейного поезда получило такой широкий резонанс в высших эшелонах власти, что на время расследования Ивана Старцева наделили особыми полномочиями. Для ареста подозреваемых, для их допроса или обыска ему не требовалось ни санкций прокурора, ни одобрения вышестоящего начальства. Он мог самостоятельно принять любое решение и исполнить его силами собственной оперативно-следственной группы. Помимо этого, в его распоряжение было передано моторизованное подразделение московского гарнизона Наркомата внутренних дел. В любую минуту Иван мог позвонить командиру роты НКВД капитану Когуту и приказать ему прибыть с бойцами в любую точку Москвы или Московской области.

* * *

Обыск в заводской типографии решено было провести ночью. В отделе на всякий случай оставили Бойко и Кима, все остальные отправились на Авиамоторную улицу, где находилась охраняемая проходная завода. Туда же Старцев попросил Когута направить пятерых сотрудников НКВД. Желательно офицеров.

Ровно в назначенное время муровцы и младшие офицеры НКВД встретились у проходной. Вызванный начальник охраны был поражен ночным визитом многочисленной группы офицеров и людей в штатском. Однако, ознакомившись с предъявленным Старцевым документом, безропотно разблокировал вертушку турникета. Сотрудники быстро прошли на территорию завода.

И тут Васильков, к своему удивлению, увидел совсем другого Ивана. Преобразившись и словно вернувшись на пару лет назад, в военное лихолетье, тот задержался возле начальника охраны и жестким тоном приказал:

– Никому не звонить и о нашем появлении не сообщать до особого распоряжения. Вы меня поняли?

– Понял, – окончательно растерялся начальник охраны.

Спустя минуту группа уже шествовала по заводской территории к местной типографии. Офицеры НКВД остались на проходной, а к сотрудникам оперативно-следственной группы присоединился один из рядовых охранников – высокий и тощий мужик в морском бушлате со споротыми погонами. Вышагивая впереди, он позвякивал связкой ключей и указывал дорогу…

* * *

Типография размещалась в отдельно стоящем одноэтажном здании из красного кирпича. Единственный вход в нее располагался со стороны главной асфальтовой аллеи, где «ночевал» приписанный к печатникам небольшой трофейный трактор с прицепом-тележкой. Этот агрегат подвозил в типографию тяжелые бумажные рулоны и развозил по цехам тиражи готовой полиграфической продукции.

На окнах здания были смонтированы толстые надежные решетки. Крыльцо освещалось электрической лампочкой.

Проверив пломбы, охранник похрустел в замке ключом и, распахнув дверь, пропустил оперативников вперед. Спустя минуту внутри типографии поочередно вспыхнули и другие электрические лампочки. Начался обыск.

Оборудование заводской типографии было старым и по своему оснащению весьма скромным. Такие печатные организации имелись едва ли не в каждом районе Московской области, а также в политотделах воинских соединений. В главном и самом большом по размеру цехе стояли верстаки, похожий на механический пресс типографский станок, мощный резак, еще какие-то механизмы. В соседнем помещении днем трудились наборщики, между двух рабочих мест возле окна стояла огромная строкоотливная наборная машина с потертым клеймом «Ленинград 1932 год». В третьей комнатушке обитали редакторы с корректорами, там, кроме столов и стульев, имелся высокий шкаф и пара школьных плакатов на стенах с выдержками из правил русского языка.

Рядом с главным входом был обустроен склад с рулонами бумаги и длинным столом для готовой продукции. Повсюду, даже в коридорах, громоздились похожие друг на друга деревянные шкафы, этажерки и стеллажи с образцами, трафаретами, макетами и отпечатками…

Старцева интересовал кабинет руководителя. Разослав подчиненных по комнатам, он быстро отыскал запертую на замок дверь.

– Ключ имеется? – спросил он у охранника.

– Нет. Нам сдают на хранение ключ от общего входа. Других у нас нет.

– Ломай.

В глазах охранника мелькнуло непонимание.

– Ломай, я сказал! – повысил голос Старцев.

– Понял, – отходя назад для разбега, проговорил мужик в бушлате.

* * *

Около получаса из всех помещений типографии доносились подозрительные звуки: шелест бумаг, стук, шаги, обрывки разговоров и грохот перемещаемой мебели. Местному охраннику Старцев приказал находиться у входа в здание, сам же с Васильковым пристально изучал кабинет Ершова-младшего.